добрый дикий мир

"Джеймс Мэдисон писал: «Если бы люди были ангелами, правительство им было бы не нужно. Если бы ангелы управляли людьми, ни внешнего, ни внутреннего контроля правительства не требовалось бы»

Так что и внешний, и внутренний контроль необходим. «Барьеров, установленных законом», недостаточно, говорил Мэдисон. «Амбициям должны противостоять амбиции». И чтобы придержать любую, ставшую слишком влиятельной, фракцию, была введена система сдержек и противовесов: разделение власти между федеральным правительством и правительствами штатов, разделение власти между исполнительной, законодательной и судебной ветвью и разделение законодательной власти между двумя палатами парламента.

Мэдисон был особенно тверд в том, что Конституция должна обуздывать ту часть человеческой природы, которая подстрекает к войне. Война, говорил он, — это не примитивная жажда крови, а высшая форма жажды признания:

"На самом деле война — благодатная почва для усиления исполнительной власти. Во время войны создается физическая сила, и воля исполнителей управляет ею. Во время войны отпирается общественная казна, и распределять ее должна рука исполнительной власти. Во время войны преумножаются почет и доходы от должности; и наслаждаться ими надлежит под патронажем исполнительной власти. В конце концов, в войне обретаются лавры, и именно исполнительское чело они должны увенчать. Сильнейшие страсти и самые опасные слабости человеческой души — честолюбие, алчность, тщеславие, благородная или греховная любовь к славе — все в заговоре против желания мира и долга поддерживать его." (с) Стивен Пинкер "Природа человека."

Глядя на разрушение чуть ли не основ права в России ( закон стал как бы иметь обратную силу, и т.д. ), видно что исполнительная власть, a.k.a. силовики, и до войны по очкам выигрывала в гонке с другими ветвями за ресурсы. А уж после - от конкурентов почти ничего и не осталось, одна фикция, имитация. ФСБ, подобно биологическому паразиту, выедает институции изнутри.

Громко сказать войне: "Стой! Раз, два!" и не загреметь за дискредитацию, может только кто-то из исполнительной власти. Правда пока еще за бухтение по кухням не сажают, как и в позднем совке.

Силовикам невыгодно останавливать денежные ручейки, текущие из бюджета необъявленной войны. Зачем? Вайлд гуесс: война будет, пока у государства бабки не кончатся.

"... ну все, кто работали в советские времена, в прессе и там, соответственно, с органами влияния, все знают, что в голове у нормального чекиста три клавиши. Значит: вербовка, разводка, операция прикрытия. Ну, вербовка стадия уже прошла. Как смогли завербовать Трампа, так и завербовали там, я не знаю, чем. Ну, во всяком случае привлекли каким-то образом, чем-то. А операция прикрытия ещё рано, потому что операция прикрытия - это когда кого-то устранили, и надо сделать что-то в другом месте, чтобы внимание переключилось туда. Значит, речь идёт о разводке. Разводка - это не разведение там кроликов, а вброс дезинформации для того, чтобы люди не понимали, что происходит. В советские времена разводили активных участников процесса, сейчас разводят общественное мнение. Раз разводят, значит, что-то происходит. Значит, вбрасывают вот эти противоречивые информационные поводы, опровергают, сливают. Мы, как заиньки, сидим, слушаем и пытаемся это интерпретировать. А важно не каждое конкретное событие анализировать, потому что всё это фуфло. Это вот специально обученные люди нас с вами осознанно разводят, создают стратегию информационного шума. Вопрос не в этом. Вопрос зачем? Потому что этот информационный шум что-то прикрывает. Это значит, что это что-то есть." (с) Дмитрий Орешкин.

Автобус.

Дядьку, моложе меня, мысленно тегнул чекистом. Он сел, достал телефон, запустил шахматы. Потом зашли люди, он встал, чтобы уступить место. И случайно наступил мне на ногу.

- Извини, - говорит.
Я киваю, типа, нормально, бывает.
И тут он произносит на пол-автобуса:
- Советские автобусы удобнее были.
Небольшая пауза. Потом добавляет:
- В этом отношении.

Я поморщился и не стал уточнять в каком таком отношении.

Вот типаж, а? Он сделал пакость, но виновато в этом окружение, которое, заразо такое, несоветское.
Насчет пакости я конечно сильно преувеличиваю, но похоже, что посыл именно таков.

"- В отличие от фотографии, каждая точка фоточувствительной эмульсии на пластинке голограммы дает информацию обо всем изображенном объекте. Проводя аналогию с нашей работой, можно сказать, что принцип голограмного накопления информации означает просто, что каждая мельчайшая порция информации, которой мы обладаем - ну, скажем, о вас, говорит о всей вашей карьере, исчерпывающе информирует о вашем поведении, устанавливает все ваши связи с окружающим миром. Разбираться с конкретными фактами ваших конкретных поступков или преступлений мы предоставляем полиции. Но как только у нас накопится достаточно данных, метод, о котором я говорю, становится неизмеримо эффективнее, настолько, что мы всегда можем знать, где вы находитесь в любой момент времени, и даже можем предсказать, что вы собираетесь делать" (c) Дилени. (1968)

Пришла СМС, что мол вот вам код, на случай если вы пытаетесь войти в ватсап на другом устройстве. Я не пытался. А тут вижу прекрасную новость: "Патрушев читает SMS", и внезапно понимаю, что мой аккаунт на ватсапе легко могут читать люди с доступом к СМС.

Не представляю, что делать в таких случаях.

4 дня назад я разместил в блоге видео мишуги. Такое впечатление, что ФСБ почитывает этот бложик ибо там в свежих комментах вот такое:
""Meshuggah" was an expirement condcted by the CIA back in 1957 (in conjunction with LSD experiments) to try and create the most extreme forms of torture and ultimately, societal coersion. Using coding prgrammers, they tried to develop the most un-listenable and un-rhythmic music possible. But like crack, the masses craved it and wanted more... now we're in current year and Meshuggah is still crazy. Source: Trust me"

Дебильная логика шпионолова-манипулятора. Почему я думаю, что это чекист писал? Культурный код. 17 мгновений. Никому верить нельзя - мне можно.

Знаете в чем одно из существенных отличий ФСБ от ЦРУ? В ЦРУ идиоты надолго не задерживаются.

"Дагни понимала, чего он хотел избежать, какой намек дал ей, хотя и не хотел, чтобы она его обсуждала. Она знала, что невозможно соблюдать ни одно расписание поездов, выполнять какие-либо обещания или договоренности, что плановые поезда отменяются ни с того, ни с сего, превращаются в «составы особого назначения» и отправляются по необъяснимым распоряжениям в неожиданные места, и что распоряжения эти исходят от Каффи Мейгса, единственного арбитра в чрезвычайных обстоятельствах и в вопросах общественного благосостояния.

Она знала, что заводы закрываются: одни из-за того, что не получили сырья, другие потому, что их склады полны товаров, которые невозможно вывезти. Знала, что старые предприятия-гиганты, наращивавшие мощь, следуя целенаправленным, перспективным курсом, брошены на произвол судьбы, которую невозможно предвидеть. Знала, что лучшие из них, самые крупные, давно сгинули, а та «мелочь», что осталась, силилась что-то производить, отчаянно стараясь соблюдать моральный кодекс этого времени, когда производство просто невозможно: теперь в договоры вставляли постыдную для потомков Ната Таггерта строку: «Разрешение на перевозку».

Однако существовали люди — и Дагни это знала, — способные получать транспортные средства в любое время, словно благодаря какой-то непостижимой тайне, какой-то силе, не подлежащей ни сомнению, ни объяснению.

То были люди, дела которых с Каффи Мейгсом считали частью той новой веры, что карает наблюдателя за грех наблюдения, поэтому все закрывали глаза, страшась не неведения, а знания. Дагни слышала, что подобные сделки называют «транспортная протекция» — термин, который все понимали, но никто не осмеливался конкретизировать. Она знала, что эти люди заказывают «составы особого назначения», они способны отменить ее плановые поезда и послать их в любую точку континента, которую решили отметить своим магическим штампом, ставящим крест на договорах, собственности, справедливости, разуме и жизни; штампом, утверждающим, что «общественное благосостояние» требует «оперативного вмешательства». Эти люди отправляли поезда на выручку компании «Смэзерс Бразерс» с их урожаем грейпфрутов в Аризоне, на выручку производящему машины для китайского бильярда заводу во Флориде, на выручку коневодческой ферме в Кентукки, на выручку компании «Ассошиэйтед Стил», принадлежащей Оррену Бойлю. Эти люди заключали сделки с дошедшими до отчаяния промышленниками на предоставление транспорта для лежащих на складах товаров или, не получив требуемых процентов, когда завод закрывался, договаривались о покупке по бросовым ценам, десять центов за доллар, и срочно везли товары во вдруг нашедшихся вагонах туда, где торговцы тем же продуктом обрекались на заклание. Эти люди следили за заводами, дожидаясь последнего вздоха доменной печи, чтобы наброситься на оборудование, и за брошенными железнодорожными ветками, чтобы наброситься на товарные вагоны с недоставленным грузом. Это был новый биологический вид — бизнесмены-налетчики, которых хватало лишь на одну сделку, без служащих, которым нужно платить зарплату, без каких-либо накладных расходов, недвижимости и оборудования; единственным их активом и аргументом было понятие «дружба». В официальных речах таких людей именовали «прогрессивными бизнесменами нашего динамичного века», но в народе называли «торговцами протекциями», и в этом биологическом виде существовало много подвидов: породы «транспортных протекций», «сырьевых протекций», «нефтяных протекций», «протекций по повышению зарплаты» и «по вынесению условных приговоров» — эти люди были необыкновенно мобильными: они носились по всей стране, когда никто другой ездить не мог, они были деятельными и бездушными, но не как хищники, а как черви, что плодятся и кормятся в мертвом теле.

Дагни знала, что железнодорожный бизнес должен приносить деньги, и знала, кто их теперь получает. Каффи Мейгс продавал поезда, последние железнодорожные запасы как только мог, устраивал все так, чтобы этого нельзя было обнаружить или доказать: рельсы продавал в Гватемалу или трамвайным компаниям в Канаде, провода — изготовителям автоматических проигрывателей, шпалы — на топливо для курортных отелей.

«Важно ли, — думала Дагни, глядя на карту, — какую часть трупа пожрут черви, которые кормятся сами или те, что дают пищу другим червям? Пока плоть служит пищей, не все ли равно, чьи желудки она наполняет?» Невозможно было понять, какой урон нанесли гуманисты, а какой — откровенные гангстеры. Оставалось неясным, какие хищения подсказаны страстью к благотворительности Лоусона, а какие — ненасытностью Каффи Мейгса, понять, какие города уничтожены для прокормления других, находившихся на неделю ближе к черте голода, а какие — чтобы обеспечить яхтами торговцев протекциями. Не все ли равно? И те и другие были одинаковы и по сути своей, и по духу; и те и другие нуждались, а нужда была единственным правом на собственность; и те и другие действовали в полном соответствии с одним и тем же моральным кодексом. И те и другие считали принесение в жертву людей правильным. Невозможно было понять, кто — каннибалы, а кто — жертвы. Города, в которых как должное принимали одежду и топливо, отобранные у соседей на востоке, через неделю обнаруживали, что у них конфискуют зерно, чтобы накормить соседей на западе. Так осуществлялась и доводилась до совершенства вековая мечта: люди стали служить потребности как высшему принципу, как первому долгу, как критерию ценности; люди стали видеть в ней что-то более священное, чем право и жизнь. Людей сталкивали в яму, где каждый кричал, что человек — сторож брату своему, пожирал соседа и становился пищей другого соседа; каждый провозглашал праведность незаработанного и удивлялся, кто же это сдирает кожу с его спины.

«На что они теперь могут жаловаться? — прозвучал в сознании Дагни голос Хью Экстона. — На то, что Вселенная иррациональна? Но так ли это?»

Она смотрела на карту; взгляд ее был бесстрастным, серьезным, словно любые эмоции были недопустимы при созерцании этой потрясающей силы логики. Она видела — в хаосе гибнущего континента — математически точное осуществление всех идей, которые владели людьми. Они не хотели знать, что это именно то, к чему они стремились, не хотели видеть, что у них есть возможность желать, но нет возможности грабить, и они полностью добились исполнения своих желаний. «Что они думают теперь, эти поборники потребности и любители жалости? — думала Дагни. — На что рассчитывают? Те, кто некогда, глупо улыбаясь, говорили: «Я не хочу разорять богатых, я хочу лишь забрать немного от их избытка, чтобы помочь бедным, самую малость, богатые этого даже не заметят!», потом рычали: «Из магнатов можно жать деньгу, они накопили столько, что хватит на три поколения», затем кричали: «Почему люди должны страдать, когда у бизнесменов есть запасы на целый год?», а теперь вопили: «Почему мы должны голодать, когда у некоторых есть запасы на неделю?» На что они рассчитывают?» — думала она." (с)

Появилось приложение для слежки за друзьями.

Вообще, я за то, чтобы всех чипировали GPS. Жены следят за мужьями, родители за детьми, избиратели за депутатами, красота. Или там элементарное ограбление на улице - моментально по GPS можно выяснить кто еще был в то время в том месте и отследить куда подался и где сейчас.

А как же спецслужбы, спросите вы? А спецслужбы в прозрачном мире - лишние.